Убедительная просьба не читать этот текст в надежде уловить хоть какую-то хронологическую последовательность - ее просто нет здесь. Война. Долина. Они больше люди, чем трансы. Дэсы победили и оставшиеся автоботы ушли из долины. Куда? Да кто теперь это знает. Я не могу вспомнить Мелиссу. Я слышала о ней, если конечно у нее был такой же Smith&Wesson, как у меня. Мне кто-то гворил - Спринтер - высокий крепыш с серыми глазами и светлой шевелюрой - увидев мой Smith&Wesson, сказал: - Такой же я видел у одной из дэсов. Редкое оружие. Зачем оно тебе, Кэт? Они звали меня Кэт. Коготь - Ник. Сайрон - "Мартышек" (не со смеху, а любя). Зачем в этом механизированом мире мне нужен был Smith&Wesson... Из него я убила Рэведжа - кошку из дэсовских шпионов, когда она разорвала на моих глазах маленького братишку Дени Витвики. А потом Коготь велел мне уходить из долины. - Береги себя. Все будет хорошо. Я вернусь. слышишь? И брату: - Сайрон, поведешь Ник. Да не смотри на меня так... - Но!.. - Я не могу отправить ее одну. Он тогда и вправду вернулся. И еще раз. А потом - нет. Почему смерть бывает порой так нелепа - кто знает. Для чего он погиб? Зачем вообще была эта война? Я не хочу, чтобы он умирал, я не хочу оставаться одна... Помнишь, как попала туда? Он ждал на обочине у поворота - темные глаза-вишни, взъерошенные волосы, руки спрятанные в карманы кожаной куртки, полуулыбка, в тот миг когда глаза встретились. - Привет... - Здравствуй. Я слышал - ты звала? - Нет... - Нет? - Звала. Звала... Но это было так давно. - Я не смог услышать раньше - там очень плохо слышно, все время стреляют. Так пойдешь со мной? - С тобой? Да... Свой Smith&Wesson я купила в маленьком захламленном магазинчике из-под прилавка за какую-то нелепо-большую сумму. Коготь тогда посмотрел странно, не как на ребенка, который решил поиграться, а как на человека, который переоценивает опасность. - Зачем он тебе? - Пригодится. И очень скоро. - Надеюсь, ты не окажешься права... - Надежда - глупое чувство. Не уверена что эта надежда оправдается. Хотя хотелось бы. Я тренировалась как одержимая, потому что до этого стреляла из огнестрельного оружия лишь раз в жизни - в канадском тире. Да еще пара игр в пейнтбол - тогда, там. Я размолотила ствол дерева на той поляне, возле которой наш лагерь простоял три с половиной месяца, и чуть не пристрелила Фугаса, хотя Там я все и всегда видела отлично. Чего у Фугасе не скажешь - чучело четырехглазое, абсолютно не видит куда идет. И вообще Там я не совсем такая , какой была до. У меня зеленые глаза, волосы чуть длиннее, чем раньше, мой рост, более хрупкое телосложение, левой и правой руками я владею одинаково хорошо. И одета почему-то в черное - куртка, брюки и невысокие ботинки. И так постоянно, кроме разве некоторых моментов. Например, бала у дэсов. Вот, черт возьми где я видела Мелиссу! Мисси была королевой бала - в серебряном платье, здорово смахивающем на свадебное - она кажется и в самом деле выходила замуж за Сме-Сме... Моим кавалером был Сайрон - смокинг на нем сидел как влитой. На мне было вечернее платье цвета индиго. Коготь должен был передать мне план системы обороны дэсюшника в танце. О что это был за танец! Даже Мисси позеленела от зависти. Интересно, как ей понравился мой любимый? Я понимаю о ее верности и преданности Смертоносцу баллады складывают - но глаза же у нее есть? К тому же глаза эти женские... На меня же главный в дэсюшнике большого впечатление не произвел - да, красив - серебряные волосы и зеленые, как мирная весенняя трава, глаза - да, манерам обучен - бокал с шампанским мне подал так, что залюбуешься, но Коготь... Он тогда сказал мне, между прочим передавая дискету, улыбаясь и шепча на ухо: - Ты просто великолепна. Я... - Я знаю. - Я знаю, что ты в курсе. Но почему мне никогда не разрешается сказать это с начала до конца? - Боюсь. Суеверна, как никогда. Но я все прекрасно знаю, любимый. - Хорошо, малыш. Танец заканчивается. - Как жаль... - Согласен. Иди к Сайрону и постарайся не отходить от него ни на шаг. Вы скоро уходите. - Ревнуешь? - Нет, боюсь. Ты думаешь я не суеверен? Почему я не могу вспомнить хотя бы первый поцелуй? Я помню лишь... То ли стреляли опять, то ли очередной взрыв, но он толкнул меня и сам упал рядом. Близко, так близко он был не впервые, но тогда мы оба почувствовали... У него были очень серьезные шоколадные глаза и из-за полураскрытых губ вырывалось прерывистое дыхание. - Ты что? - Ничего. Ты очень красивая. - Правда? Вот не замечала за собой такого. - Почему? - Наверное, некогда. - Иногда о времени просто забываешь. Как сейчас... И тут появился чертов Сайрон. - Эй, вы чего? - Я спас Ники от обстрела и осколков. - Каких еще осколков? - Это старое выражение - времен второй мировой. Не здесь. Ты не знаешь. - Ну почему же... В теории. А может поднимитесь - земля холодная. Мартышек, ты простынешь и будешь валяться в госпитале. Помнишь взгляды, прикосновения, когда еще ничего не было, а было только "Ники" - от души у тебя, а у меня с замиранием "Коготь" и никак иначе? (Мне очень хотелось назвать тебя земным именем Ричард...) Помнишь, тебя ранило и некому было достать лед, я это сделала и дотронувшись до твоей открытой руки, не сразу отдернула ладонь. Ты посмотрел без улыбки и промолчав. Ты не отводил темных глаз и я убрала ладонь. Помнишь? Тогда все уже думали, что мы вместе, а мы просто... До чего же просто все было. Я помню свои слезы - кто-то подстрелил нашего тихоню Микро, который и воевать-то не умел. Слава Хранителям, жив остался, да мне было не до того. Бластерная пушка очень тяжелая - но мне удалсоь скосить этого придурка сразу! И я сама не поняла, чего испугалась больше - за Микро (я видела лишь светло-русые прядки на затылке и очки, которые валялись возле него - одно стеклышко треснуло) или из-за того что впервые почти в упор убила человека... Меня колотило в беззвучной истерике, рядом - почти как всегда - оказался Коготь. Сайрон со Спринтером бросились поднимать Микро - оказалось, правда что ему нужна помощь Минервы - как это? пулевое ранение - а Коготь порвисто и решительно обнял меня. - Ну что ты, Ник? Перестань... Я не могла успокоиться, Минерва вколола мне какую-то успокаивающую гадость и велела Когтю просто увести меня куда-нибудь подальше отсюда. Я, по-детски всхлипывая, шла, ведомая им, и он тихо повторял: - Все в порядке, слышишь? Микро в порядке. Ты тоже должна успокоиться. И он отлично видел, что успокоиться у меня получается не очень. Поэтому замолчал и остановившись, закрыв глаза, прижал меня к себе. Так мы и стояли молча. Когда я перестала вздрагивать, он шепотом спросил: - Все?... Какая же ты глупышка. Смотри сюда. У тебя глаза заплаканные и нос опух. Если бы тебя увидел Прайм, он пришел бы в бешенство. Он слабо улыбнулся. Потом снова посерьезнел и медленно дотронулся кончиками пальцев до влажной еше от слез щеки. Провел дорожку к виску. - Маленькая моя... Я молчала. Я раньше никогда не думала о нем, как о своем возлюбленном. То есть в самом начале да - как давно это было. Но попав в этот мир я окунулась в войну - о любви, о каких-то других чувствах можно было забыть, про них просто некогда было вспоминать. И вот... - Закрой глаза. Пожалуйста. Я закрыла. Он нашел мои губы. Потом оторвался, я открыла глаза - у него на раскрытой ладони лежало тонкое серебряное кольцо. - Правда, смешно? - спросил он, усмехнувшись. - Я сейчас буду просить тебя стать моей женой. - Женой? - Я понимаю - не время, не место. Но... - Стой, Коготь. Зачем тебе это? - Что "это"? - Зачем?... - Я люблю тебя. - Точно? - Ненормальная! Конечно! - он рассмеялся. - Так ты?.. - Да. Семь месяцев без него - и война закончилась. Когда я убила Рэведжа мне уже было все-равно кого убивать и как. Я превратилась в машину, у которой приступы жестокого хладнокровия перемежались сумасшедшими истериками и чудовищными срывами, которые даже некому было остановить. Я выплакивалась где-нибудь в лесу и снова заступала на вахту - на передовой все чаще наступало затишье. Через полгода, когда уже минул месяц со дня гибели Прайма, совет автоботов понял, что сражаться бессмысленно. Через две недели дэсы подчистую разбили лагерь и штаб сил автоботов. Он приезжал с передовой на стареньком мощном джипе Спасателя, чтобы передать "последние новости", получить распоряжения у командования и утром снова уехать. Ночью он оставался со мной. Я просила, замирая в его обманчиво-хрупких руках: - Не уходи, прошу тебя. Останься - неужели здесь мало работы? - Там я нужнее, Ник... Вот, как только закончится война... Когда она закончится, мы заживем так, что не будет стыдно перед нашими детьми. Ты не успел ничего этого. Ни закончить эту глупую - все войны до бесконечности глупы - войну, ни поработать после нее - лет пять все только и занимались тем, что восстанавливали разрушенное, ни воспитать со мной наших детей. Вчера, слушая какую-то песню - они всегда что-то приносят - вспомнила. Я стою посреди поляны в лесу и то смотрю в синее равнодушное небо, то в зеленые травы с черными проплешинами взрывов. Волосы спутаны, куртка в грязи, глаза - не вижу ничего вокруг. Беззвучно плачу. Он не вернется больше. Не умер на моих руках, не я поймала его последний взгляд и закрыла его глаза. Я сорвала тогда с шеи свои жетоны - Катарина Орехова, A/b, группа крови - IIIА - и забросила их в траву вместе с жетонами Когтя, которые мне отдали - но зачем? Если нет больше "Ричарда МакМура" он же "Коготь", он же "МакГрегори", он же "Сумасшедший ученый", значит не будет и "Катарины Ореховой", она же... Неважно... С этого момента я стала просто Winged Death... Winged Fox... Никто из автоботника никогда не испытывал такого тупого ожесточения, как я. Я превратилась неизвестно во что, просто машина по уничтожению дэсов, сумасшедшая машина по уничтожению... Я не боялась ничего, даже смерти-это говорят самое страшное - не бояться смерти - потому что терять было уже нечего. Тогда эти 9мм - мой Smith&Wesson - спасли меня не один и даже не два раза, но мне было наплевать.Я не мстила, я просто убивала. Так я убила Ravage - выпустила ему всю обойму в голову, когда он на моих глазах загрыз Джейка Витвики. Убила и ничего не почувствовала - ни удовлетворения, ни отвращения, ничего. К чему бы это? Им было за что бороться, это была их земля. У меня же не осталось ничего. Я два месяца избегала их. Сайрон отчаялся вернуть меня к жизни. И тут появился Спасатель - чуть иной чем в нашем Мире Паука, здесь он любил меня только как друга, и слава Хранителям. Но как крепко и преданно. Видела я его очень редко, но именно после того как я стала никем, он прибилзился настолько, что я смогла вернуться. У меня не получалось вести себя, как раньше - я перестала быть веселой, немного наивной и мнительной - но я работала с ними, как и тогда. Часто срывалась в беззвучные слезы, но не уходила от них. Все-таки автоботник был моим домом. Единственное, чего я не могла выносить, так это компьютерного центра в штабе, где все-все было налажено и доведено до совершенства его руками, где все напоминало о нем - даже пароли машин, которые так и не поменяли за годы войны. Мы не видели в ней ничего, но принимали участие - считали что по-другому просто не может быть. Он воевал, чтобы покончить с ней, чтобы ее однажды не стало вовсе. Помнишь, Ники, как не состоялся грандиозный бой? Как все были рады - надеялись что переговоры Прайма и Смертоносца наконец принесут желаемые результаты? Перемирие было объявлено, и Коготь радовался этому, как ребенок. Он влетел тогда в дом, подхватил тебя на руки и закружил по комнате: - Ник, вот, вот она - самая большая наша победа! И вдруг подавив смех: - Господи... Как все непрочно и хрупко... как ненадежно... - Надо верить. - Конечно. Но не выйдет. Слишком много грязи. Он был прав тогда. Когда на территории дэсов двумя сутками позже была убита дипломатическая миссия - трое человек и эскорт охраны... (Потом было установлено, что Смертоносец к этому никакого отношения не имел...) И все помчалось по кругу. Приехал Спасатель. - Тебя в штаб вызывают. - Я никуда не поеду. - Я понимаю. Но что мы можем сделать? - Мы можем. Просто не хотим... Это Мелисса вспомнила - Анни Ди. У нее конечно куча своих воспоминаний - и помолвка со Смертоносцем (ой, я кажется сейчас вспомню его real name!), и свадьба с ним же, где я ее впервые и увидела. Невысокую девушку с длинными черными стального оттенка волосами. Она разумеется не могла меня запомнить - такая толпа людей, понятное волнение. Но потом, когда ее взяли в плен.. - Коготь? - Да? - он повернулся от машины. - Смотри. Ты знаешь эту девушку? - Мелисса... - он повернулся ко мне от экрана монитора и тихо спросил, - Прайм знает? - Возможно. Она одна из пленных, которых взяли сегодня. Так она и запомнила нас - я держала Когтя за руку и говорила ему - она этого конечно не слышала. У нее были непримиримые глаза, на дне которых затаился испуг. Прайм сказал что пленных обменяют на наших завтра в полдень, но... ночью она сбежала. С каким-то Хорном из дэсюшной пехоты. Прайм так и не узнал, что за птичка упорхнула от него. Когтю досталось одним из первых упустивших пленных. Я нашла его после выговора в старой библиотеке, в которой никогда никого не бывало кроме Микро и Фугаса - двух умников. Коготь сидел на подоконнике и смотрел в окно на бездушное синее небо. Я подошла, пристроилась рядом. - Скажи мне... Только правду. - Я говорил тебе неправду? - Нет, не говорил. Она убежала сама? - Не знаю. Я в этом не учавствовал - только это могу сказать с уверенностью. Почти не учавствовал. Почему ты так за нее беспокоишься? - А ты? - Я... Мы оба тогда не знали, почему беспокоимся за эту темноглазую девушку, которая принесет нам множество хлопот, неприятностей и зла. А было это потому что Мелисса Анни Ди пришла сюда из того же места что и я. - Коготь? - Да, - раздался голос из-за двери, - Войдите. Он всегда упорно делал вид, что не узнает людей по голосу. Может так ему было легче - к тем кто стучался и просил разрешения войти, он уже заведомо относился спокойно и нейтрально. Будь то Сайрон, будь то Оптимус Прайм. Хотя... командир никогда не опускался до стука в чужие двери. Его звездная болезнь прогрессировала не по дням, а по часам. - Коготь, - я шагнула через порог толкнув дверь. Хотела что-то сказать, но слова бусинами раскатились по комнате, когда он резко повернулся от окна и я заметила в его глазах то выражение ярости и бессилия, что сопровождало его один на один так часто. В такие минуты меня рвало на части - мне хотелось шагнуть к нему, прижаться, просто успокоить, не говоря пустых слов. А еще - горе-человека-индивидуально - особенно здесь. Я должна сейчас развернуться и уйти. Но он останавливал меня тихим и поспешным: "Ники, куда ты? Все в порядке. Что ты хотела сказать?" И в этот раз я хотела уйти, но... я не смогла. Я шагнула к нему одним неровным шагом и застыла. Я смотрела в его темные усталые глаза и очень медленно вспоминала, что я люблю этого человека. Но некогда, все время некогда сказать о чувствах, просто поговорить по душам. Война отнимает очень много времени и не дает отпусков. - Что, Ник? - мягко спросил он. Складка на лбу еще не разгладилась, но руки, сжатые в кулаки, расслабились, плечи распрямились. Я молчала, я не знала, что сказать. Молчала и когда он положил ладони мне на плечи и заглянул мне в глаза. - Что с тобой, хорошая моя? Я тебя напугал? - Нет, Дик, - меня качнуло ему навстречу. Ну почему меня всегда что-то удерживает, почему я не могу, почему сразу возникает мысль - "Не время". Может сейчас самое время. Забыть про то что там, в десятке километров идут бои, что этот грохот там, это рвущиеся снаряды, что вот этот треск совсем рядом, это вертолет, который привез раненых, а второй через полчаса привезет убитых. Нет, я здесь, я сейчас живая. А передо мной... Я почувствовала, как дыхание его стало чаще и тяжелее. Руки, лежавшие на моих плечах, скользнули на затылок и пальцы запутались в волосах. Он судорожно вздохнул - неужели он сейчас думал о том же, о чем думала и я? - Любимая... - шепнул он, пряча лицо в моих рассыпавшихся по плечам и спине волосах, - Я люблю тебя, Ники. Неужели никогда не будет так, как я хочу - ты, я , наш дом, наши дети... Зачем? За что все это? Он сбросил с меня куртку, через голову стянул с себя свитер, подхватил меня на руки и осторожно, не отрывая дрожащих губ от моего рта, опустил меня на кровать. Раздевая меня он без конца говорил что-то невнятное. Именно тогда я поняла, что Коготь болен. Может быть такой болезни нет ни в одном медицинском справочнике, но он болен - у него болит сердце, болит разум. Тут можно сойти с ума от непонимания, от неведнья - зачем? за что? Он упал рядом и замолчал, уткнувшись лицом в подушку. Молчал, пока я не тронула его за плечо. Поднял с подушки мокрое от слез лицо. - Что... что я сделал с тобой, Ники! Прости... прости меня, Ник... Он понял все по своему - он - ценивший мою любовь, мою независимость и мое к нему отношение. И сейчас, когда произошло то чего мы оба хотели - когда-то давно - но произошло не совсем так, как об этом мечталось - так давно, что и не упомнить... - Дик... Ричард, хороший мой. Не плачь. - Я устал, малыш. Я так устал. Я не хотел делать с тобой этого вот так. Но... почувствовать, что рядом кто-то кому не безразлична твоя тревога, твоя... Господи, что я несу! Он замолчал. В дверь постучали, голос Сайрона спросил: - Коготь? Можно войти? - Нет, - ровно ответил Дик. - Нельзя. - Ладно. Тебя хотели видеть в информационном центре. Только быстро. - Сейчас. Он поцеловал меня еще раз, помог одеться и завязать шнурки на ботинках. Стоял передо мной на коленях - тонкий, стремительный, в каком-то ужасном серо-голубом свитере под горло, и смотрел снизу вверх в мои глаза. - Когда я вижу тебя, мне даже кажется что все будет хорошо. Все закончится... Ты веришь? Я не ответила. В тот момент я действительно верила. Должно быть напрасно. Все было плохо. Перестрелки, массовые налеты, шпионаж, диверсии... много всего того, что захватывает умы и сердца мальчишек, читающих книжки про войну. Здесь же даже мальчишкам было не до того - их убивали, как и любого другого. Многие погибли за десять лет этой войны и за те семь из десяти, что достались мне. Иногда наступали маленькие светлые полосы - день рождения Сайрона, который праздновали шумно и весело параллельно с еще одним гнилым договором о перемирии. Или наши с Когтем поездки в город - где он покупал мне леденцы на лучинках и мелкие ягоды земляники в берестяных туесках. Мы не знали тогда, что спустя пару дней городской рынок взорвут и девочка со светлыми косами, торговавшая земляникой, будет лежать на земле, раскинув руки, и глядеть неподвижными глазами в безликое небо. Опять это небо! А однажды на санитарном вертолете привезли Когтя. Его и раньше бывало привозили на нем и я носила для него в медицинский блок лесные цветы. И мы вместе смеялись, беседуя о чем-нибудь мирном. А в тот раз его привезли и не понесли в госпиталь. Он лежал на носилках - бледный, несмотря на стойкий загар, с безвольно обвисшей правой рукой, в перемазаной землей и сажей одежде и глаза его были закрыты, будто он... Я чуть не спросила Сайрона... Он не успел подумать обо мне в последние секунды. Когда снайпер всаживает тебе пулю в лоб - ничего не успеваешь. Маленькое отверстие от пули под рассыпавшейся челкой. И тогда я все поняла... Он нес меня на руках. В своей жизни я мало кому позволяла это делать, но ему доверилась. Он смотрел то вперед - на пыльную дорогу между домами, то в мои глаза. Взгляд какой-то отсутствующий - тревожно. В последнее время приступы пофигизма случались у него все чаще и чаще. Коготь, который совсем недавно искал хоть какие-то выходы из создавшихся положений, цеплявшийся за любые ниточки, улыбаясь и говоря, что мы сможем, что все будет. Все будет... Мне все чаще и чаще казалось, что это все уже было. Его смех, его лучистый взгляд, его нежные руки. Сейчас он молчал, руки просто крепко и надежно держали меня, а глаза - глаза давно уже ничего не выражали. В лесу я подвернула ногу - глупо и обидно - в прыжке через поваленное дерево, когда стреляла по движущимся мишеням. Охнула, села наземь, уронив пистолет. Коготь быстро встал с травы, шагнул ко мне, присел рядом. Ощупал ступню - молча, все молча - резко и сильно дернул. Я закричала, он поднял меня на руки и пошел по тропе, ведущей на базу. Мы вошли в городок - на единственной улочке никого не было, каждый занят своим делом - и только мы... Его голос - глухой и напряженный - раздался неожиданно в тишине, которая отражалась от стен домов. - Ник... Почему ты так смотришь? Его глаза - темно-вишневые, с еле теплившимся огоньком нежности - смотрели на меня. Он облизнул пересохшие губы: - Почему? Ты боишься меня? - Нет. - Тогда что? - Я боюсь не тебя. Я за тебя боюсь... О, Дик! - я лишь крепче прижалась к нему, сбивчиво шепча и не понимая саму себя. - Не уходи, Дик. Никогда не уходи, слышишь? Я прошу тебя, я тебе запрещаю... Запрещаю уходить, останься. Я люблю тебя... Там. Там зеленые долины, Там каменистые гряды гор, Там яркие цветы в лесах, увитых плющом. Там синее страшное небо... Там люди-автоматы, люди-роботы с искалеченными душами, с тоскующими глазами, с затаенными где-то глубоко в сердцах нежными, справедливыми словами. Там большие светлые шумные города, дома с башенками, улицы с ажурными фонарными столбами, каменные эстакады. Там нет покоя, Там минутные затишья считаются благом, а часы покоя - счастьем... Там бездушное небо режут черные стрелы истребителей, а в полях расцветают розы взрывов. Там мирные кружевные поселения превращаются в прах, превращая в прах живущих. Там... декабрь 98 - сентябрь 99 гг.